Первое, что нам нужно рассмотреть в связи со «Стандартной процедурой», - это доступность. На самом деле это слово должно стоять в начале Таблицы «Стандартной процедуры». Там в начале говорится: «Для доступных кейсов».
«Стандартная процедура» для недоступного кейса ничем не отличается от «Стандартной процедуры» для доступного кейса, разве что первый из них находится чуть-чуть дальше от кейса-пианолы. Прилагаемое усилие то же самое, но путь, который требуется пройти, гораздо больше.
Нам сейчас нет необходимости пускаться в пространные рассуждения о психотиках. Это было бы неуместно. Я постараюсь рассмотреть эту тему в данной серии лекций. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что проблема недоступности - это не просто проблема работы с кейсом, который недоступен из-за своего безумия. Доступность индивидуума связана с его способностью общаться со своим окружением и со своим собственным прошлым. И когда мы рассматриваем доступность в таком свете, мы обнаруживаем, что слово «недоступный» имеет гораздо более глубокий смысл, поскольку есть много людей, которые, к примеру, способны каждый день выполнять работу и тем не менее являются недоступными кейсами. Скажем, тот, кто самым решительным образом настроен оставаться больным, кто не хочет с вами разговаривать, кто не желает, чтобы его лечили каким бы то ни было образом, - это недоступный кейс.
Боюсь, в прошлом люди судили о том, насколько кто-то безумен, по той опасности, которую он, как можно было ожидать, представлял для общества, а не по его мотивам и побуждениям. Таким образом, общество совершало ошибку, ставя клеймо психотика на тех, кто были несговорчивыми, неуправляемыми и представляли опасность для себя или для общества. Почитайте правовые кодексы, и вы обнаружите, что в каждом из них ключевую роль играет этот фактор: представляет ли человек опасность для себя или для общества. Разумеется, это не всё, что необходимо принимать во внимание.
Рациональность, разумность человека имеет самое непосредственное отношение к делу, поскольку человек, который не способен заботиться о себе, о своей семье, о своей группе или о человечестве, не разумен. И человек, который своими действиями ставит под угрозу себя, будущее, группу или человечество, не должен... здесь не следует ограничиваться лишь теми, кто наносит кому-то удар или пытается есть бритвенные лезвия. К примеру, человек, который настолько нерационален, что убеждён, будто атомная бомба - гарантия нашей будущей безопасности, конечно же, безумен. Что такое безумие? Это просто нерациональность. Является ли такой человек угрозой для общества? Конечно, да.
Давайте, рассматривая психотика, обратим внимание на фактор времени. Не будем упускать из виду важные моменты, делая акцент на чём-то драматичном, поскольку нечто важное - это не всегда нечто драматичное. Внезапный удар, непосредственное резкое воздействие - это очень драматично.
Посмотрите на газетные заголовки: «СГОРЕЛ СКЛАД. ПЯТЬ МИЛЛИАРДОВ ДОЛЛАРОВ УЩЕРБА». Бабах! Вот это - новости. И рядом - крохотная заметочка, в которой говорится: «Сейчас в США 3 миллиона 750 тысяч несовершеннолетних преступников». Извините, но сдаётся мне, этот склад можно довольно быстро построить заново, а вот перевоспитание 3 миллионов 750 тысяч несовершеннолетних преступников - это грандиозная задача. И она имеет такое значение для выживания общества, что если бы только существовала рациональная пресса... я знаю, надеяться на такое - это слишком, но если бы она у нас была... при всём уважении к тем представителям прессы, которые присутствуют здесь. Я не зайду настолько далеко, чтобы утверждать, что пресса неразумна. Она просто чокнутая.
Так вот, оценка данных совершенно неправильна. «3 миллиона 750 тысяч несовершеннолетних преступников» - вот такой величины, а «ПОЖАР, НАНЁСШИЙ УЩЕРБ В ПЯТЬ МИЛЛИАРДОВ ДОЛЛАРОВ» - вот такой величины, во всю ширину полосы и так далее. Вы обнаружите, что в этом пожаре на пять миллиардов долларов погибло три человека. А если говорить об этой заметке про 3 миллиона 750 тысяч несовершеннолетних преступников, то, вероятно, за этими строчками - сотни тысяч мёртвых людей. Вы понимаете? Вот какое значение внезапный удар имеет для новостей. Здесь вступает в действие фактор времени. Иными словами, если рассредоточить плохие новости на достаточно долгий период, то это уже не плохие новости. Ну как, это разумно? Если рассредоточить плохие новости на достаточно долгий период, то, какими бы плохими они ни были, это уже не плохие новости.
Что ж, человек уходит от этих внезапных ударов, которые приводят к возникновению инграмм разрыва аффинити, реальности и общения. Понимаете, здесь играет роль фактор времени. Бум! Внезапный удар вызывает закапсулирование, быстрое закапсулирование; но если бы он был растянут по времени, если бы его можно было рассредоточить на период в несколько дней или недель... если бы его можно было рассредоточить на несколько дней, это уже не было бы так плохо. Другими словами, информация просто поступает маленькими порциями, не создавая никакого беспокойства (поскольку это рассеивание внимания и это плохо само по себе)... так что, если бы её можно было распределить на долгий период времени, удар не был бы таким сильным. Но на аналитическом уровне это не менее серьёзно. И на реактивном уровне это крайне серьёзно.
Приводит ли это нас к выводу, что пресса главным образом заинтересована в новостях реактивного характера? И приводит ли это нас к выводу, что те, кто связан с каким-либо лечением, слишком заинтересованы в реактивной логике (если это можно назвать логикой)? Должно быть, в рассмотрении этой проблемы отсутствует разумная основа. Должно быть, рассмотрение этой проблемы само по себе осуществляется реактивно. Эти люди жили и живут за счёт огромного количества инграмм, присутствующих в обществе, и так далее. Так что пожар на пять миллиардов долларов попадает в заголовки на первых страницах.
На самом деле новости о военных действиях стоят ближе по значимости к важным 4 новостям. Отсюда эта избитая поговорка о том, что если бы началась какая-нибудь хорошенькая война, газеты шли бы нарасхват.
Вилли Хёрст как-то раз состряпал войну. Он отправил на Кубу фотографа, чтобы тот заснял, «как там идёт война», прежде чем американцы отправились туда. Фотограф прислал телеграмму: «Здесь нет никакой войны». И Хёрст ответил ему: «Ты присылай мне фотографии, а войну я тебе устрою!» И он так и сделал.
Так вот, война действительно представляет собой огромную опасность для общества. Она представляет опасность для множества людей. Она продолжается долго, всё это чрезвычайно драматично, так что мы сосредотачиваем своё внимание на войне. Интересно, однако, что внимание заостряется на чём-то опасном настолько сильно, что человек становится похож на птичку, которую загипнотизировала змея.
Реактивное внимание - это очень интересная штука. Когда внимание слишком сильно зафиксировано (точно так же, как данное, которое слишком сильно зафиксировано в уме)... когда внимание слишком сильно зафиксировано, человек не может быть рациональным в отношении того, на что он смотрит; он не может быть полностью рациональным в отношении этого... слишком сильная фиксация. Другими словами, оценивая то, на что он смотрит, он не соотносит это со всем остальным окружением. Понимаете, он просто смотрит на это.
Вот что происходит во время войны. Все начинают смотреть на войну, их внимание фиксируется на войне, потому что это «хорошие» новости, это драматично, это действительно опасно и так далее. Внимание фиксируется на этом, оно фиксируется всё больше и больше, и в обществе развивается всё более и более сильный психоз по поводу этой войны.
Так вот, на самом деле есть два реактивных момента, связанных с вниманием. И второй заключается в том, что слишком сильное рассеивание внимания - это очень плохо. На самом деле это страх перед неизвестным. Разум рыщет повсюду; он знает, что поблизости есть какая-то опасность, и пытается обнаружить её источник. Он не может, так сказать, закрепить эту опасность за чем-либо, так что он рыщет, отвлекается... не может зафиксироваться. И внезапно - просто из желания расслабиться - разум может ухватиться за что-то одно и затем устремить всё своё внимание на этот единственный предмет и зафиксировать его слишком сильно. Понимаете, оптимальный диапазон внимания невелик. Он достаточно широкий, чтобы охватить рассматриваемый предмет с обеих сторон, но не настолько большой, чтобы потерять из виду то, за чем наблюдаешь. Таким образом, мы видим, что присутствует огромное количество реактивного внимания.
Так вот, вы обнаружите, что именно в этом заключается основная проблема с инграммой. Инграмма либо полностью рассеивает внимание, либо полностью фиксирует его. Она работает по принципу «чёрное - белое». И в этом заключается основная проблема с новостями, которые публикуются в наше время. Те, кто этим занимаются, стремятся зафиксировать, закрепить внимание, поднимая шумиху и преподнося всё очень драматично, в то время как оценка ситуации указывает на то, что в той же самой газете, возможно, напечатаны и более важные вещи, чем то, что, как предполагается, должно зафиксировать внимание. К сожалению, считается, что так газеты лучше продаются, так что на наше общество изливается непрерывный поток этих новостей, которые вдобавок дополнительно раздувают, - пожары на пять миллиардов долларов, то, сё, пятое, десятое. Интересно.
Так вот, то, что лежит в основе этого, имеет отношение к длине временного промежутка. Пожар на пять миллиардов долларов - это очень интересно, это остро. А пожар... на пять... миллиардов... долларов - это, соответственно, не так интересно. Здесь присутствует короткий удар.
То, что я говорю сейчас о газетах, - это, в общем-то, шутки. Американская пресса... Я сам довольно неплохо умею писать для газет, но почему-то недавно кто-то вдруг взял и начал пропесочивать меня в прессе. Никто не потрудился встретиться со мной. Они просто взяли с места в карьер на своих велосипедах и стали писать что-то и отдавать главному редактору, и они пишут нечто очень впечатляющее. К примеру, они раздули историю о большой ссоре между Дианетикой и медициной. Никакой ссоры нет. А они пытаются вытащить это на всеобщее обозрение. Они пытаются сделать так, чтобы текла кровь, - ух! А никакой крови нет. Так что они делают всевозможные вещи. Я просто пытаюсь показать вам, каково на самом деле состояние психотика. Я не говорю о прессе.
Таким образом, диапазон внимания... если человек внезапно становится опасным, вы тут же говорите... или вдруг ни с того ни с сего становится абсолютно нерациональным, вы говорите: «О, да, очевидно, это психотик». Но если этот человек просто всё время нерационален и ни одно его действие не приводит к кровопролитию (по-видимому), вы говорите: «Ну, он не особенно нерационален. Он никак не может быть психотиком». Однако на самом деле его следует отнести к этой категории.
Общество, группа, семья, будущее - всему этому сильнее всего угрожает то, что продолжается без каких-то изменений или всплесков, а не то, что бьёт людей по физиономии... такие вещи очевидны. Сильнее всего угроза от тех вещей, которые просто продолжаются и продолжаются и которые полностью психотичны.
Знаете, мне доводилось разговаривать с людьми, которые в отношении определённых предметов были самыми что ни на есть разумными (в кавычках), но в действительности они были абсолютно помешанными. Пойдите в психбольницу, и там вы всегда найдёте кого-то, кто рассуждает более здраво... он рассуждает просто-таки абсолютно здраво. Послушаешь его... одна беда: послушав его немного, вы просто не можете увязать концы с концами в том, что он говорит. Это просто бессмыслица от начала до конца. Но это было здраво, ведь он «такой рациональный».
Требования, которые мы предъявляем к рациональности человеческих существ, очень низки... очень низки. Мы очень терпимы в том, что касается рациональности, которой мы ожидаем от людей. В результате огромное количество психотиков с недоступными кейсами ходят незамеченными прямо рядом с нами.
Это продолжается, пока вы, как одитор, не начнёте разговаривать с дедушкой. Дедуля постоянно хворает, у него всегда была сильная ипохондрия и так далее, и... между прочим, в семье именно он большую часть времени заботится о ребёнке. И вот перед вами этот старик. Вы думаете: «У него сильные головные боли, у него эта хворь и так далее. Посмотрим, нельзя ли что-то сделать для него». И вы спрашиваете: «Ты хотел бы чувствовать себя лучше?»
«Да, да, мне нужно принимать “Танлак”, принимать “Танлак”, от него я чувствую себя лучше. Это... о, вот это штука что надо». А этот «Танлак» на 85 процентов состоит из алкоголя.
Вы говорите: «Нет, я имею в виду... давай... мы действительно могли бы что-то сделать с этим. Ты же... ты же видишь, что это дало Бетси Энн, ты видишь, что это дало дяде Джо, и ещё тем-то и тем-то». Свидетельства повсюду, понимаете? Нет, он упрётся: «Танлак», и всё тут. Вы пытаетесь добиться, чтобы он сделал что-то с этим, - м-м.
Посмотрите на шаблон действий этого человека. Интереснейшая штука. Суть не в том, что он сопротивляется любому процессингу. Для вас это не критерий. Это замечательный критерий, но вы не должны его использовать: это непозволительно. Посмотрите, какие требования предъявляет к нему его окружение и отвечает ли он требованиям своего окружения. Вот в этом и заключается основа ваших рассуждений. Его окружение требует от него определённых вещей. Делает ли он их? Он сам требует определённых вещей от своего окружения. Добивается ли он этого? На самом деле в этом и заключается основа ваших рассуждений. Это охватывает решительно всё, включая динамики, компетентность и всё остальное... данное взаимодействие.
Суть не в том, удовлетворяет ли этот человек какому-то одному критерию. На самом деле вы могли бы заговорить с ним практически о чём угодно, и вы получили бы примерно один и тот же ответ. (К слову сказать, я когда-то знал одну леди, у которой был открытый подход... всегда открытый для сомнений.) И этот малый очень скептичен и нерешителен, но он заявляет, что он подходит ко всему этому разумно, - и так далее. Вы говорите с ним о том, что, дескать, неплохо бы ему переехать в дом на другом конце вон того садового участка - тогда всё это досталось бы ему. Вы беседуете с ним об этом, и его рассуждения очень разумны, но почему-то этот план просто не осуществляется. С точки зрения этого человека, это в самом деле желательно, так было бы гораздо лучше, но он просто не переезжает туда. Это никогда не реализуется, и вы не можете взять в толк, почему это не реализуется. Это всё равно что пытаться набрать горсть воды.
Социальная работница приходит, стучится в дверь, и вот перед ней этот малый, изрядно заросший щетиной, и она хочет знать, почему он не ходит на работу и не содержит свою семью. Вот он, здоровый, сильный мужчина. И у него есть самые веские доводы, какие вам только доводилось слышать. Восхитительные доводы. Очевидно, он очень рационален. Но работа есть. Есть работа, которой люди обычно хотят заниматься. Он голодает, его дети больны и грязны, его жена в плохом состоянии, и он должен был бы сделать что-то по этому поводу. Нет, у него есть масса доводов. И этот малый сходит за душевно здорового. Только это не так. Он - один из этих... на самом деле это недоступный кейс. Мы просто опустим это слово - «психотик» (давая вам понять, что оно означает внезапный удар). Мы сейчас говорим о недоступном кейсе.
Этот кейс недоступен для социального работника. Этот кейс, вероятно, будет недоступен для вас. Этот кейс недоступен и для врача. Этот кейс просто совершенно недоступен для всех и каждого, за исключением, возможно, бармена, если тот его угощает, или кого-то в этом роде.
Здесь мы наблюдаем постоянный, беспрерывный разрыв общения между индивидуумом и его окружением и между окружением и индивидуумом. Мы наблюдаем разорванную коммуникационную линию. Каждый раз, когда вы имеете дело с подобным типом, вы наблюдаете также и разорванную линию аффинити, и кроме того, вы обнаружите, что здесь присутствует разорванная линия реальности. Этот человек вообще не смотрит в лицо реальности. Он вообще не действует рука об руку со своими собратьями. Он просто что-то делает, так что создаётся видимость этого.
И вот критерий, на основе которого можно судить о таком человеке (и когда вы начнёте работать с такими людьми, вы будете всё больше и больше ценить этот критерий по достоинству): может ли он, к примеру... что ж, если он может общаться на какую-то тему ясно, чётко, понятно и так далее, это удовлетворительно... это всего лишь удовлетворительно. Но давайте посмотрим, сколько есть тем, на которые он может общаться, и выясним, действительно ли он общается на эти темы, или он просто болтает? Говорит ли он действительно что-то здравое или он республиканец? [Смех.] Смотрит он на реальность своего окружения или нет? Вот каков критерий доступности.
Так что же мы подразумеваем под доступностью? Вот что: течёт ли поток более-менее непрерывно по силовым линиям между индивидуумом и его окружением и между окружением и индивидуумом? Вот мерило доступности. Способен ли он на тёплые чувства? Может ли он общаться с различными вещами и могут ли различные вещи общаться с ним? Видит ли он реальность в различных ситуациях? Может ли он сам создавать реальность? Между прочим, одна из важнейших функций человека - создание реальностей.
Маленькие дети всегда занимаются этим и обычно получают шлепки и затрещины якобы за враньё. У них так мало понимания того, что такое реальность, что они считают совершенно допустимым постоянно создавать реальности.
Хотел бы я, чтобы у меня осталась частица такого воображения. Ого! Бог ты мой, вы, несомненно, можете писать художественные произведения, когда у вас есть данные. Беда лишь в том, что чем больше у вас данных, тем меньше вы пишете.
Так вот, это критерии, которыми вы пользуетесь. И можно сказать, я прямо сейчас дал вам критерий интеллекта и мерило рациональности, которые вы можете использовать без помощи карандаша и бумаги или чего-то подобного. Если вы это понимаете, вы можете немного поговорить с человеком и достаточно точно определить его доступность, вообще не прибегая к дианетическому одитингу.
Когда вы начинаете проводить ему дианетический одитинг, вы измеряете его доступность более тщательно, поскольку теперь вы проверяете его способность общаться со своим прошлым, его аффинити к себе, его чувство реальности в отношении собственного прошлого, и вы измеряете всё это непосредственно. И таким образом вы больше узнаёте о его доступности. Одно лишь то, что человек согласился лечь на кушетку, закрыть глаза и отправиться назад по траку, ещё не говорит о том, что он доступен. Человек может находиться далеко за пределами собственного вэйланса... полностью. Он может на самом деле не быть в контакте ни с чем из своего прошлого, он может быть в контакте с прошлым, которого никогда не было, - возможно всё, что угодно. Но вам повезло, если вы по крайней мере можете уложить его на кушетку и отправить назад по траку, поскольку вы можете сделать что-то с этим. Кейсы, по поводу которых вы беспокоитесь, - это те кейсы, которые не станут ложиться и отправляться назад по траку. Так что оптимальный критерий доступности, в общем-то, сводится к этому. И он становится несколько менее оптимальным, когда мы задумываемся: будет ли этот человек отвечать на вопросы?
Сейчас это может показаться вам смехотворным достижением, но будет ли он отвечать на вопросы? Неважно, рациональны его ответы или нет, будет ли он вообще отвечать? Возможно, вы думаете, что это нечто смехотворное, но я могу себе представить, как кто-нибудь из вас пройдёт по палатам психбольницы и где-нибудь в районе пятнадцатой или двадцатой палаты скажет: «С этим парнем всё в порядке: он может отвечать на вопросы!» - и почувствует огромное облегчение от того, что обнаружил кого-то, кто почти что душевно здоров по сравнению со своим окружением.
Так будет ли ваш преклир отвечать на вопросы? Если вы можете добиться, чтобы он отвечал на вопросы, вы можете начать возвращать единицы внимания. Вы можете привлечь к себе его внимание, а как только это произойдёт, вы сможете немного повысить его аффинити к вам, и вы делаете это, добиваясь, чтобы он согласился с вами.
Вы должны понимать это, проводя процессинг: вам нужно добиться, чтобы этот человек согласился с вами. Ей-богу, если бы вы могли просто заставить его согласиться с тем, что сейчас день, - даже не с тем, что это хороший или плохой день, а просто день, - и он ответил бы «да», вы бы уже повысили его реальность, его общение и его аффинити - прямо тут же. Так что вы добиваетесь, чтобы он согласился с вами, и вы соглашаетесь с ним.
И иногда в прошлом некоторые блестящие психиатры, очень смелые, склонные к новаторским методам, достигали суперсогласия с психотиками, копируя их. Психотик берёт стул и разбивает его о стену. И психиатр берёт стул и разбивает его о стену. Что такое согласие, как не подражание? И поэтому у психотика тут же возникает аффинити к психиатру. После чего они могут разговаривать. Понимаете? Психиатр просто поднял уровень согласия, что немедленно привело к подъёму уровня общения и к подъёму уровня аффинити.
Поэтому, когда вы разговариваете с недоступным человеком - относительно недоступным... вы говорите ему что-то... если вы можете привлечь его внимание достаточно надолго, чтобы он согласился с вами, найдите в вашей беседе какие-то моменты, с которыми он может согласиться, и подчеркните эти моменты, а затем согласитесь с ними, даже если они кажутся вам чуточку нерациональными. Иными словами, спровоцируйте согласие. И вся пирамида из треугольников начнёт расти вверх. Это один из лучших способов начать, если вы вообще можете начать таким образом работу с кем-то.
Так вот, вы можете провести с этим несколько экспериментов. Это иногда стоит сделать, особенно с психотиками, то есть с чрезвычайно недоступными кейсами - реальность на нуле и всё остальное на нуле, насколько вы можете судить. Это интересно. Если бы вы каждый день, скажем, в десять часов заходили к психотику в палату, обитую матрацами, и делали то же, что и он, буквально какое-то мгновение... просто совершали бы то же движение, что и он, и выходили из палаты, если бы вы просто делали это в течение какого-то времени, я думаю, вы в конце концов добились бы того, что, когда вы говорите что-то, что говорит он, вы могли бы вставить что-то, с чем он мог бы согласиться. Если он требует чего-то от вас, вы соглашаетесь с этим и сами выдвигаете ему свои требования и так далее. Если бы вы продолжали в таком духе, вы в конце концов вступили бы в общение с этим человеком, и он, вероятно, сел бы на край своей койки, и между вами завязалась бы продолжительная беседа. Он может больше ни с кем не разговаривать, поскольку вы сделали лишь одного человека реальным для него, однако вы будете постоянно повышать этот уровень. Если вы можете сделать одного человека реальным для него, значит, вы сможете сделать и других людей реальными для него. И наконец... то, что вы в действительности пытаетесь сделать, - это извлечь его оттуда в мир, где всё реально.
Вы можете взять любую точку треугольника и поднять её хотя бы на волосок - и вы поднимете все остальные точки. И так вы добьётесь доступности.
Проблема недоступности - это не более и не менее как проблема, вызванная тем, что человек реактивно находится низко на Шкале тонов. Вот и вся проблема. Поэтому то, что вам нужно, - это поднимать различные моменты, связанные с этой проблемой, отыскивать точки согласия с этим человеком.
Теперь вы видите, как эта проблема вписывается в общую картину. И из того, о чём я говорил вам в последние пару дней, начинает вырисовываться что-то весьма полезное. Момент номер один, связанный со «Стандартной процедурой»: каким образом вы повышаете доступность и насколько доступным должен быть человек, чтобы можно было проходить с ним инграммы? И уделите действительно пристальное внимание вот чему: вы должны понимать, насколько недоступны кейсы на самом деле. Понимаете, если вы добились, чтобы человек ответил на вопрос, - это достижение. Если он может ответить на вопрос и вспомнить что-то о своём прошлом - ого, это весьма большой шаг вперёд. Если вы можете добиться, чтобы он, закрыв глаза, вступил в контакт с каким-то моментом удовольствия или вообще хоть с чем-то, это большое достижение. А если вы можете добиться, чтобы он прошёл вниз по траку и вступил в контакт со своим прошлым, - о, это большое достижение. Но не думайте, что этот человек доступен, пока он не сможет проходить инграмму со всеми двадцатью шестью восприятиями, находясь при этом в собственном вэйлансе. Вот тогда он доступен. Таких людей чертовски мало.
И это проблема, с которой мы сейчас сталкиваемся, - проблема нормального человека. Знаете, «нормального». [Смех.] Да.
Так вот, в начале описания «Стандартной процедуры» говорится: «Для доступных кейсов». На самом деле в то время, когда это было написано, я не задумывался о каком-либо пороговом уровне. Я, кстати, так и не написал там об этом. Я не задумывался о каком-либо пороговом уровне. Каков порог доступности? Так вот, порог доступности именно такой, как я вам только что сказал. Вы могли бы сказать, что вот этот человек доступен для прохождения инграмм. Доступен для прохождения инграмм, но когда он может проходить их со всеми двадцатью шестью восприятиями, находясь в своём собственном вэйлансе, - дела у него идут просто замечательно. Конечно, он не смог бы проходить их с двадцатью шестью восприятиями, находясь вне вэйланса. Поэтому, когда он может проходить инграммы таким образом, это значит, что он доступен для прохождения инграмм. До того, как он станет способен на это, он доступен для устранения разрывов общения, аффинити и реальности. До этого он доступен для того, чтобы с ним беседовать. До этого он доступен для того, чтобы на него смотреть. Вам не сразу пришло бы в голову, что это имеет какое-то отношение к доступности, не так ли? Ужасно трудно одитировать кого-то, кто бежит так быстро, что его не поймаешь. Так что, говоря о доступности, мы говорим о её различных степенях. Но позвольте мне сказать вам, какова последняя степень. Это кейс-пианола... кейс, который, так сказать, играет сам по себе. Вот что значит «кейс-пианола»: способен проходить инграммы со всеми двадцатью шестью восприятиями.
И вот вы продолжаете подлатывать кейс, восстанавливать его и убирать из кейса контуры до тех пор, пока он не сможет делать это; и затем вы проходите инграммы, если у вас нет возможности действительно убирать заряд из кейса. Опять-таки, вы в действительности имеете дело с проблемой доступности для прохождения инграмм. Однако иногда может случиться так, что вам придётся проходить инграммы с человеком вне вэйланса, поскольку они у него довольно сильно нагромождены и так далее. Но это не очень хорошо. Вы можете снять напряжение. Вы можете вернуть немного единиц внимания и так далее, но вы не приведёте в порядок этот кейс. Когда вы начнёте, к примеру, убирать контуры из кейса, вы очень часто будете проходить инграммы с сильным линейным зарядом... очень интенсивным, причём преклир будет вне вэйланса. Вы будете снимать заряд со всего этого. Вы попытаетесь вернуть преклира в собственный вэйланс. Попробуйте вернуть его назад по траку в самый ранний момент, когда появились эти контуры. Попробуйте проделать всё это. Не думайте, что вы в самом деле стираете инграммы из кейса в той степени, в которой вы должны это делать. Вы не начинаете стирать инграммы из кейса, когда с ним это происходит... это только начало.
К примеру, если кто-то отправляет преклира в бэйсик-район и начинает обычным порядком стирать инграммы, а этот преклир постоянно и неизменно находится вне вэйланса, у него очень плохое чувство реальности, очень низкое аффинити, и он проходит эти инграммы более или менее... у него появляется какое-то смутное ощущение, что вроде бы что-то происходит, но он не вполне уверен, и так далее. И одитор, который будет продолжать одитировать кейс в таком духе, немного спустя окажется совершенно озадачен... он будет совершенно сбит с толку, потому что обнаружит, что чёртовы инграммы появляются снова. Они, конечно, никуда и не девались. Он обнаружит, что вэйлансы этого человека полностью перепутались. Он начнёт получать бессознательность. Между прочим, после того как человека поодитируют так достаточно долго, бессознательность начнёт выходить на каждом моменте прошлого. То есть вы отправляете его во вчера, когда он полностью бодрствовал, проводите его через какой-то момент вчера - и начинает выходить бессознательность. Почему? Потому что вы рестимулировали в этом кейсе бессознательность до такой степени, что он просто загружен ею. И она выходит на чём угодно.
Это интересно. Но это был бы чрезвычайно плохой одитинг. Это означает, что одитор 10 попытался объявить кейс пианолой и одитировать его как пианолу задолго, задолго до того, как это можно было делать. Он прекратил убирать из кейса болезненные эмоции, обесценивания общения и разрывы реальности. Он прекратил этим заниматься задолго до того, как должен был. Он просто послал всё это дело к чёрту и заявил: «Ну, нет нужды гоняться за всем этим; нет нужды убирать какие-то контуры из кейса, нет нужды... мы будем просто проходить инграммы». И если вы так поступите, то обнаружите, что нечто похожее на файл-клерк сотрудничает с вами, и соматическая лента сотрудничает с вами, и вы можете передвигать человека по траку, и вы, может быть, в состоянии добиться, чтобы он проходил что-то вне вэйланса. Очень, очень плохое чувство реальности. Очень, очень плохое общение с собственными инграммами. Вы продолжаете одитировать этот кейс и обнаруживаете, что инграммы... я повторюсь... появляются снова. Конечно, они никуда и не исчезали. И с кейсом будут происходить всевозможные странные вещи. И когда такое случается, это просто означает, что одитор объявил кейс доступным задолго до того, как он стал таким.
Итак, вот что мы подразумеваем под доступностью, и вот что мы пытаемся сделать. Это ваш первый шаг, ваш первый основной шаг: определить доступность кейса, восстановить доступность и поднять её на тот уровень, когда кейс будет в состоянии проходить инграммы... инграммы физической боли в бэйсик-районе со всеми двадцатью шестью восприятиями. И вы продолжаете работать с кейсом до тех пор, пока он не сможет это делать. И вы не делаете с кейсом ничего, что помешает ему делать это. Не успеете вы оглянуться, как кейс будет прекрасно одитироваться. Такова «Стандартная процедура».
Так вот, мы рассмотрим всё это подробно. Сегодня мне нужно сделать для вас довольно широкий обзор, чтобы охватить эту проблему - проблему доступности, - показать вам, как подлатать и собрать воедино аффинити, способности к общению и представления о реальности у индивидуума. Средства, позволяющие делать это, мы рассмотрим позднее. Но я обращаю ваше внимание на то, что это необходимо сделать и что вы должны убрать из кейса контуры. И вам нужно вернуть человека в его собственный вэйланс. Иногда вам придётся работать с кейсом очень, очень долго.
Так вот, я на самом деле не стал бы называть кейс открытым, пока он не может проходить инграммы в бэйсик-районе со всеми двадцатью шестью восприятиями. Вот такой кейс я бы назвал открытым. А не такой: «Ну, мы можем добиться, чтобы этот парень перемещался по траку; у него открытый кейс». Не такой: «Мы можем проходить инграммы совершенно вне вэйланса». И не такой: «Мы можем получить некую разрядку горя или что-то такое у этого человека. Он, конечно, плачет мамиными слезами, но по крайней мере он плачет». Это не открытый кейс.
На самом деле вы можете называть кейс открытым, когда выполняются два условия. Когда значительная часть горя убрана из кейса, вы могли бы сказать: «Что ж, кейс открыт». Или когда вы убрали центральную инграмму горя из кейса, да, вы можете сказать, что кейс открыт. Или когда кейс проходит инграммы в бэйсик-районе со всеми двадцатью шестью восприятиями. Тогда кейс действительно открыт, поскольку это сразу же говорит о том, что вы, должно быть, убрали из него какое-то горе, и это сразу же говорит о том, что вы, должно быть, восстановили векторы общения, аффинити и реальности.
Понимаете? Итак, вот насколько далеко мы продвинулись в рассмотрении «Стандартной процедуры». И я оставляю вас... тех, кто провёл очень много одитинга... оставляю вас поразмыслить о своих грехах!
Спасибо.